Подкладка. Это он решил еще до того, как стал взрослым. Это то, что необходимо всегда. Чем бы ты не торговал: куртками — длинными или короткими, меховыми пальто или плащами, везде требуется подкладка.
Все оказалось несложно, и, опираясь на неохотно выданные отцом деньги в долг, Гордон открыл «Стюбер Энтерпрайзес». Молодежь, которую он нанимал из школ по дизайну, имела свежее воображение и была оригинальна, в результате чего расцветки его подкладочных тканей получались восхитительными.
Но подкладка это не совсем тот бизнес, благодаря которому можно снискать известность. Поэтому он стал ловить молодых людей, знакомых с пошивом костюмов. Он задался целью стать кем-то вроде Шанель.
И снова успех. Его костюмы продавались в лучших магазинах. Но он был одним из дюжины, даже из двух дюжин, постоянно сражаясь за состоятельного клиента, что также не приносило достаточных в его представлении доходов.
Стюбер взял со стола сигарету и зажигалку, золотую, украшенную рубинчиками и, прикурив, еще долго крутил ее в руках. Да-а, все, что надо было сделать этим молодцам из ФБР, так это подсчитать стоимость обстановки его кабинета, включая и зажигалку, а они все продолжают копать, пока не найдут что-нибудь, чтобы предъявить ему обвинение в уклонении от уплаты налогов.
"Все эти проклятые профсоюзы, они ни за что не дадут нормально заработать, " — сказал он себе. Все это знают. Каждый раз, когда Стюбер видел по телевизору рекламу одного из женских рабочих профсоюзов, он испытывал желание чем-нибудь запустить в экран. Все, что они хотели — это больше денег. Прекратите ввозить людей, наймите нас.
Всего три года назад он начал делать то, что все делали и до него — нанимать иммигрантов без вида на жительство на нелегальную работу. А почему нет? Мексиканцы прекрасные портные. Вот тогда он почувствовал, что такое настоящие деньги.
Когда Нив Керни настучала на него, он был готов закрыть свою фабрику. Но тут появилась эта сумасшедшая Этель Ламбстон со своим инстинктом хорошей ищейки... Он вспомнил, как эта сука ворвалась сюда вечером в прошлую среду. За дверью сидела Мэй. Иначе бы прямо тогда...
Он выгнал ее; взяв за плечи, толкнул ее так, что, пролетев через весь демонстрационный зал к выходу, она очутилась у лифта. Но это ее совершенно не смутило. Услышав, что он хлопнул дверью, она закричала: «Если ты до сих пор не попался, то они все равно доберутся до твоих налогов, также, как и до твоей фабрики. И это только начало. Я — то знаю, какими деньгами ты набиваешь себе карманы».
Он понял, что любой ценой ей надо было не дать залезть в его дела. Ее надо было остановить.
Зазвонил телефон — мягкий мурлыкающий звук. Раздраженный, Гордон взял трубку: «Что там, Мэй?»
Голос секретарши звучал виновато: «Я знаю, что вы не хотели, чтобы вас тревожили, сэр, но люди из прокуратуры настаивают на встрече с вами».
«Впусти их». Стюбер одернул пиджак своего светло-бежевого итальянского шелкового костюма, засунул носовой платок за манжет с квадратной бриллиантовой запонкой и принял комфортную позу в кресле за столом.
Вошло три человека, одетые сдержанно и по-деловому, и Стюбер, в десятый раз за последний час помянул недобрым словом Нив Керни, с подачи которой началось это пристальное внимание к его нелегальной фабрике и к его персоне.
В пятницу утром в одиннадцать часов Джек Кэмпбелл вернулся с собрания сотрудников и снова взялся за рукопись, которую должен был прочитать накануне. На этот раз он приложил титаническое усилие, чтобы заставить себя сосредоточиться на пикантных похождениях известной тридцатитрехлетней дамы, врача-психиатра, которая влюбилась в своего пациента — теряющего былую популярность киношную звезду. Устроив себе каникулы, они вместе сбегают в Сен-Мартин. Искушенный в делах с женщинами, звезда экрана ломает все барьеры, которые врач-психиатр выстраивает с удивительной изобретательностью, защищая свое женское целомудрие. После трех недель бесконечного совокупления под звездным небом, звезда в отставке снова обретает уверенность в себе. Он возвращается в Лос-Анджелес, согласившись на роль дедушки в новой комедии. Она в свою очередь возвращается к практике, полная надежд на светлое будущее, когда она встретит человека, с которым сможет идти по жизни. Книга заканчивается сценой ее встречи с новым пациентом, привлекательным тридцативосьмилетним биржевым маклером, который говорит ей: «Я слишком богат, слишком напуган и слишком одинок».
"О, господи, " — подумал Джек, закрыв последнюю страницу. Он как раз отложил рукопись, как в кабинет вошла Джинни, держа в руках пачку писем. «Ну, как?» — она кивнула головой в сторону рукописи.
«Кошмар... Но продаваться будет хорошо. Меня умиляют все эти сцены в саду: интересно, как можно заниматься любовью, когда тебя со всех сторон кусают комары? Или я старею?»
Джинни сделала гримаску: «Не думаю. Ты помнишь, что у тебя встреча во время ланча?»
«Я записал». Джек встал и потянулся.
Джинни окинула его оценивающим взглядом. «Ты в курсе, что все наши молоденькие редакторши без ума от тебя? Они все выпытывают, есть ли у тебя кто-то».
«Скажи им, что у нас с тобой роман».
«Я была бы не против, будь я лет на двадцать помоложе».
Улыбка на лице Джека сменилась выражением озабоченности. «Джинни, я сейчас подумал, за сколько времени до выхода печатается „Контемпорари Вумен“?»
«Я не знаю. А что?»
«Могу ли я сделать копию со статьи Этель Ламбстон — той, которая о моде? Я знаю, что Тони обычно не любит ничего показывать, пока журнал не готов, но постарайся, ладно?»